Григорьевская Поэтическая Премия

РОМАНС

Минул день сырой, до костей протёрт,
А к нему впритык ночь-изнаночка…
Минул день один – так и жизнь пройдёт,
Так и жизнь пройдёт без остаточка.
Как там будет что, упромыслится,
С чем бы мы сейчас ни граничили,
Ты пролей по мне полторы слезы,
Полторы слезы для приличия.
Полторы слезы, что легко стекут
Под ванильное порнодрочево,
Стоит вспомнить мне школу-институт,
Да армейский стыд, кроме прочего.
Столько лет прошло, все мои теперь:
Опустел наш сад, хоть шаром кати.
В нём одна печаль – избавителей,
Гордо сгинувших в тяжком рокоте.
Демократыши-демократики…
То ли сглазил кто, позавидовал –
Замогильные ваши практики
Под листком одним да под фиговым.
Промокни платком, и не станет их,
Только мне уж не позабудется
Вонь полей ночных, кровью залитых,
Изуродованные улицы.

Что раздавлено, не поднимется.
Подавай на стол вместе с трупами
Сокровенные ваши Ибицы
И тоску души семиструнную.
От изломанной, от кривой сохи,
Наклонив калган по-над пеплами,
И заплакал бы, да глаза сухи –
Очи страстные, бельма белые.

* * *
Наш старый шкаф, трёхстворчатый, округлый,
Я помню день, когда тебя отдали,
Субботне-серый, с прибордюрной крупкой,
Ещё сухой, но пахший холодами,
Фанеры скрип. На тридцать третью зиму
Купили спальню, пробил час расстаться.
Ты был тяжёл, как будто в древесину
Ушло большое, тёмное пространство,
Чреватое послевоенной глажкой,
Надорванной и всё ж молодцеватой,
Завитой бахромой, крахмально-влажной,
Размазанной по скатерти цикадой.
…Спускались мы. С тоской неутолимой
Я нёс тебя, усталого имперца,
Прононс одеколонно-нафталинный,
Некстати открывавшуюся дверцу.
Ни пошлый всхлип, ни слово площадное
Тебя не смели вызволить обратно,
Приободрить печалью общей доли,
Где смерть одна сияла, точно правда,
И сбрасывало зеркало сырое
Приветы из алупок-феодосий,
Пошатывалось чахлое здоровье,
И пристально в глаза смотрела осень,

То рассыпая по паркету мошек,
То скарабеев некогда священных,
Под хриплый бой часов давно умолкших
И скрипы рассыхающихся щепок.